Ему не следовало сюда приходить. Нужно было остаться дома, подавив в себе желание придушить этого сучьего сына после того, как увидел его ослепительно улыбающуюся физиономию на первой странице этой чертовой газетенки. С чего бы ему вообще злиться на этого Кита_высокомерного_ублюдка_Барроу, который не посчитал нужным сообщить ему, что ему удалось пробиться в основной состав Паддлмир Юнайтед? Это, может быть, примета теперь такая: выстави своего лучшего друга идиотом и получи место ловца в команде! Все его попытки успокоиться делали только хуже, и Бенедик давился собственной желчью и ядом, которыми он с удовольствием бы плюнул в лицо Кита, праздновавшего свой день рождение в кабаке "Три авгурея". Местечко явно не по карману Гампа, но ему ли злиться на халявную выпивку и вкусную еду, если поводов для раздражения и так хватает? С чего он вообще взял, что Кит обязан перед ним отчитываться в своих достижениях? В конце концов, он же не сообщает ему о каждой удачно проведенной сделке, более того, Барроу даже не знает и о половине тех заказов, которые выполняет Бени, чтобы оплатить матери койку в больнице Святого Мунго, покрыть коммунальные долги, купить пожрать и отложить на черные дни зимы, когда количество заказав резко падает. Они, кажется, порешили, что никто никому ничего не должен, но тогда откуда эти грызущие душу злость и обида, от которых хочется выть и стирать костяшки пальцев в крошку, вбивая ими свое необоснованное раздражение и претензии в стену? Никто никому ничего не должен? Или это только вы, мистер Гамп, не должны ничего объяснять мистеру Барроу? Неплохая такая логика, если честно. Остановившись напротив тяжелой деревянной двери кабака, Бенедик сжал челюсть, отчего на его щеках проступили пульсирующие напряжением желваки. Самым правильным было бы развернуться и уйти, чтобы при следующей встречи напасть недовольством первым, позволив Киту парировать тем, что он не пришел на его праздник. Но Бенедик Гамп, распахнувший дверь "Трех авгуреев", никогда не поступал правильно за все девятнадцать лет своей жизни.
Радостное веселье окружило его со всех сторон, заставляя почувствовать себя в ловушке. Такого скопления народа Бени не ожидал. Отпрянув в сторону и вытянув шею, он тщетно пытался разглядеть в хохочущей, распевающей хвалебные оды Киту, заливающей свои глотки спиртным толпе хоть одно знакомое лицо. И Гамп нашел. И даже не одно — весь основной состав Паддлмир Юнайтед — их лица знал каждый, для кого "квиддич" был не просто игрой, в которой есть "метлы" и "какие-то там мячи", как однажды высказалась миссис Сокер, далекая от квиддича так же сильно, как сам Бени от английской литературы восемнадцатого века. В любой другой день он был бы счастлив попасть в один кабак с ними, но не сегодня. Раздери вас всех гиппогриф, не сегодня! Обида на Кита за то, что он не поделился, возможно, самым главным событием его жизни, смешивалась с завистью и едкой досадой. Гамп хотел бы быть не на отшибе это громкой толпы, а в самом ее эпицентре. И он мог бы. Бенедик готов был поклясться, что был ничуть не хуже того худощавого рыжего, который, облокотившись на стол, флиртовал с официанткой, для чего ему пришлось чуть не сложиться вдвое. И он, наверняка, держался на метле в сто крат лучше, чем этот коренастый коротышка, размахивающий стаканом с пинтой сливочного пива. Но все эти "мог бы" и "если бы" — ничего не исправят. Вот она ликующая толпа, выкрикивающая тосты в честь восходящей звезды Кита Барроу, а вот он сам, Бенедик Гамп, мнущийся у стены с парой защитных налокотников и наколенников из шкуры тибо — разумеется, контрабанда — неумело завернутых в хрустящую бумагу самого праздничного коричневого цвета. И к чему они теперь? Теперь засранец носит форму от спонсоров команды.
-Бутылку огненного виски Огдена, — протиснувшись сквозь народ до барной стойки, Гамп решил ни в чем себе не отказывать и кутить за счет Барроу так, чтобы ему хватило на год вперед. — Забери. — проигнорировав стакан, Бени отхлебнул из горла, жмурясь до рези в глазах, когда виски лавой обожгло его горло, отчего в углах глаз против воли выступили слезы. Даже дышать стало больно. Прижав к носу собственное запястье, Бенедик шумно вдохнул пропахший лесом и ветром запах своей кожаной куртки. Если бы он знал, что здесь намечается такое торжество, то попытался бы одеться поприличнее, хотя бы попробовав отыскать чистую рубашку и какой-нибудь пиджак, чтобы не выглядеть белой — а точнее черной — вороной среди эти расфуфыренных павлинов. Второй глоток виски прошелся по опаленному горлу саднящей болью, лишь через несколько мгновений растекаясь по телу долгожданным теплом. Хорошо. Насколько вообще может быть хорошо в клетке, заполненной дикобразами, норовящими нечаянно снова и вновь уколоть тебя с интервалом в толику секунды? Чертыхнувшись сквозь сомкнутые зубы, Бени отвернулся от толпы, повернувшись к празднующим своей сгорбленной спиной. Он не собирался искать Кита. По крайней мере, на втором глотке виски. К тому моменту, когда бутылка опустела на половину, идея поговорить с Барроу показалось Бени не такой уж и плохой.
-Пардон-муа, мидам, — откровенно насилуя французский язык, Гамп оттеснил двух хихикающий куриц, обступивших Кита и что-то втирающих ему с этими их влажными от желания оленьими глазами в обрамлении длинных ресниц, что еще больше делали их похожими на двух телок во время гона. — Мне нужно сказать мистеру Барроу парочку скучных фраз наедине. — выжав свою самую обворожительную улыбку, на которую он только бы способен после бутылки огненного виски Огдена, Бенедик, ухватив Кита за локоть, выволок его в прохладная августовская ночь, при этом с трудом преодолев стену из непрестанно поздравляющий Барроу людей. — Ты... — злость, смешавшись с колючим свежим воздухом, встала поперек горла, заставляя Бени зайтись в кашле. - Ты гребаный ублюдок, Барроу. Какого черта ты ничего мне не рассказал?! Зассал, что я буду плакаться в подушку и не смогу разделить с тобой триумфа, мистер ловец Сборной Англии по квиддичу? Или хотел, чтобы я не мешал ссать тем пиголицам при виде тебя кипятком? — несильно, но ощутимо толкнув Кита в плечо, Бени горько усмехнулся. Все же не стоило ему приходить.

-Это ты меня спрашиваешь?! — неловко отступив назад под напором Барроу, Гамп сильнее сжал кулаки, вгоняя обкусанные ногти в ладони до полукруглых и саднящих отметин. — Это я тебя должен спрашивать: какого хрена, Кит? — и получить хоть какой-то жалкий высер адекватного оправдания. — с каждым сказанным словом, брошенным как кусок плотно слепленной грязи, Бенедик распалялся сильнее. Он уже толком не понимал: говорит ли в нем обида на то, что Барроу не посчитал нужным поставить его в известность, если не первым, то хотя бы в первой десятке, плюется ли желчью зависть, которую он не хотел, но все равно испытывал, заполняло ли его рот раздражение на то, что Кит позвал всю эту кучу людей, хотя они договаривались посидеть вдвоем, голосила ли ревность, разбуженная этими дурами, которые накрасились так, что стали похожи на племенных индейцев, собравшихся на племенную войну, или все это была вина выпитого огневиски Огдена, от которого еще жгло губы, а горло болело так, словно Бени проглотил наждачную бумагу, нашпигованную ржавыми гвоздями. Вообще, если задуматься, то все их общение было похоже на методичное запихивание друг другу в глотки колючих и несъедобных предметов, которые не были предназначены для того, чтобы пихать их в глотки друзей. Но люди вообще странные существа, им только дай затолкать другому что-нибудь и куда-нибудь.
-А адрес моей квартиры ты забыл? Или теперь это не такая важная информация для восходящей звезды квиддича, Кита Барроу? — хорошо, возможно, но только возможно, Кит действительно был в чем-то прав, и отправление письма в неизвестность – это далеко не самая лучшая идея, но... Нет, дракон подожги его задницу, этот засранец был неправ! Он был чертовски виноват перед ним, и Гамп не собирался униматься или что-то там еще, что Барроу от него хотелось. Не сейчас. Не сегодня, когда кровь на вонзенном в спину ноже еще даже не запеклась. Кит даже не извинился. Хотя чего это он? Разве какой-то там вшивый браконьер с Лютного заслуживает целого извинения от ловца Паддлмир Юнайтед? - Конечно, ты не собирался этого скрывать, когда об этом чуть ли не прокричала каждая собака. — разжав кулаки, Бени раздосадовано выдохнул себе под ноги. Хотелось хорошенько врезать Барроу, припечатать его к стене кабака, чтобы он даже забыл дышать, но это ни к чему хорошего не приведет — тонкий лед напряженного мира между ними и так давно трещит. - А должен был кричать ты. — хлестнув упреком по раскрытому лицу Кита, Бени с грохотом поднял крышку мусорного бака, выкинув в него зажатый до этого момента подмышкой сверток-подарок для Барроу. А в тот день Кит кричал. Так радостно вопил, что Бенедик даже начал беспокоиться за душевное состояние своего друга. Сейчас, в подворотне, громыхая не закрывающейся крышкой мусорного бака, Бени казалось, что отзвук того счастливого крика звучит у него в ушах: "Гамп, меня взяли!".

Бени сидел за столом в большой зале и уныло разглядывал пюре на своей тарелке. Есть не хотелось, но он продолжал усердно работать челюстями, чтобы как-то занять себя и отвлечься от тревожно-волнительных мыслей. Надо было послать Кита ко всем чертям и прийти на поле, чтобы посмотреть, но он не послал и теперь вел борьбу с тыквенным пюре, отбивая правой ногой чечетку и не особо вслушиваясь в разговоры, раздающиеся над его склоненной к тарелке головой. Несколько раз он даже предпринял попытки втиснуться в разговор, но после того две из двух потерпели полное фиаско, бросил это дело, вернувшись к созерцанию размазанного по тарелке оранжевого пятна и трех горошин, предусмотрительно оттесненных к самому краю. Гамп с трудом вспоминал свой собственный отбор в команду — он отлично помнил, что уже с вечера его трясло от нервов, а утром и перед самым отбором хорошенько прополоскало в туалете, так что до самого вечера от него шел легкий, но назойливый запашок блевотины, но свое выступление Бенедик вспомнить не мог. Все это произошло будто бы не с ним и в каком-то тумане, как если бы, стоило ему переступить черту поля, и какая-то неведомая сила тут же заменила его на двойника, который весьма успешно орудовал битой, отгоняя от других игроков бладжеры. А вот громкие поздравления, приветственные хлопки по спине Гамп уже помнил. Тогда он впервые почувствовал себя частью чего-то по-настоящему хорошего. Он даже набрался в тот вечер подходящего настроения, чтобы написать письмо матери, не особо заботясь о том, что ей как-то все равно на его успехи и достижения. А теперь Бени будто бы снова переживал этот день, остервенело вцепившись в вилку пальцами до побеления костяшек так, что кто-то из его соседей даже посоветовал ослабить хватку, если он не хочет ее сломать. Раздраженно откинув вилку в сторону и ухватившись руками в край столешницы, Гамп решил, что сейчас же пойдет на поле и будет отсиживать задницу там, даже если его вырвет пару-тройку раз, пока Кит проходит отбор в команду. Но Бенедик не успел и слегка приподнять свою пятую точку, как дверь в большой зал с шумом распахнулась, а уже в следующую секунду перед ним возникло сияющее лицо Кита Барроу. Он тяжело дышал и еще был одет в униформу для квиддича, а его губы подрагивали от радостного вопля, которым он оглушил добрую половину большого зала. Его приняли! Волна дурманящего счастья растеклась по телу Бени и взорвалась где-то в груди миллиардом хлопушек, заставляя подпрыгнуть на ноги и обогнув стол, крепко сжать плечо Кита, не в силах выразить эмоции словами. "Ты молодец!", "так держать", "я ни капли в тебе не сомневался", "уже подготовил резюме для Паддлмир Юнайтед?" — нужно было выбрать любую из этих фраз, но Бенедик мог только улыбаться, сжимая плечо Кита чуть дольше, чем следовало бы:
-И все равно я думаю, что надо было приготовить слабительное зелье, так шансов было бы больше. — накануне вечером Гамп на полном серьезе предлагал Киту избавиться от соперников с помощью зелья, о котором Бенедик узнал от старшекурсников. Бени не только узнал о существовании столь полезного снадобья, но также выяснил, что его рецепт, хранится в Запретной секции библиотеки — о последнем, конечно, он сообщать Барроу не стал, но тот и так отверг его идеальный план, решив побеждать своими собственными силами. И вот теперь он стоял напротив слизеринского стола, сияя как новенький галлеон, так что Гамп поспешил оттащить его в сторону выхода из большого зала, потому что вражда между слизерином и гриффиндором — это, конечно, же миф, но весьма реальный. - Ты молодец, — как только они вышли из зала, Бени по-дружески пихнул Барроу в плечо и широко улыбнулся. Он действительно гордился им, и был, если честно, польщен тем, что Кит прибежал сюда, чтобы поделиться с ним этой новостью. — Я в тебе ни капли не сомневался, — и смешливо фыркнув, тут же добавил: — ну, если только на пятьдесят процентов.

-Ну и пускай бы сгнило! — Бени больше не сдерживался. Ударив кулаком по перекосившейся крышке ни в чем не повинного мусорного бака, он чуть ли не выкрикнул это во всю силы своих легких. — Я, блять, тогда бы смог сжать яйца в кулак и сказать: прости, Кит, братишка, я натирал сотый волдырь мозоли от метлы на своей заднице и не смог прочесть письмо вовремя, так что извиняй, что не поздравил раньше, так что вот тебе мои поздравления, а если хочешь, то можешь и взглянуть на алиби в моих штанах. — так было всегда, как только Гамп выходил из себя, остановить его было практически невозможно. Он буквально на одном дыхании вываливал все, что у него было в голове, на языке и сердце, не особо заботясь о том, какие эмоции и чувства могут прилететь ему в ответ. И это, утащи тебя кельпи, правильно! По крайней мере, так считал сам Бенедик, которого всегда дико бесила эта дурная привычка Кита держать все в себе, накручивая себя и скапливая обиды, чтобы потом огорошить всем этим добром как пыльным мешком по голове. Похоже, мешок Барроу наконец-то переполнился. — А теперь ты не дождешься от меня этих ебучих поздравлений, и максимум, что тебе светит — это оценить самую вспухшую мозоль на моей заднице. — сжав кулак, Бени едва удержался от того, чтобы не прикусить зубами выступающую костяшку большого пальца — он частенько так делал в Хогвартсе, когда начинал нервничать, так что нередко перед сложными зачетами, экзаменами и, что гораздо важнее, перед матчами — особенно с гриффиндором — Гамп чуть ли не сгрызал собственную костяшку до мяса, за что и выслушивал нотации от Барроу, которого эта его привычка изрядно подбешивала. Их вообще друг в друге многое бесило, а что не бесило, так или раздражало, или выводило из себя. Барроу и Гамп ссорились и мирились так часто, что уже легче было бы положить конец этой мучительной дружбе и разойтись, чтобы каждый мог начать жить своей, пускай и не счастливой, но лишенной лишнего геморра, жизнью. Однако все было не так просто. Без Кита Бенединку было еще хуже, чем рядом с ним. Его словно выворачивало наизнанку и все тело принималось ныть, как если бы он был в ломке, спастись от которой не помогали ни крепкий сон, ни работа, ни паленный херес, которым торговал его сосед снизу. Этот засранец, ублюдок, вшивый мудак по имени Кит Барроу был необходим Бенедику. И это злило, выводило из себя почти так же сильно, как вопрос, не имеющий ответа: а нужен ли он этому засранцу, ублюдку и вшивому мудаку?
-С того, что ты виноват, Барроу. Ты крупно накосячил и даже не счел нужным извиниться. До сих пор! — несмотря на вспыхивающий между ними ссоры, Кит действительно был единственным, если не брать в расчет миссис Сокер, кто мог успокоить Гампа, если только не принимался мутузить его переполнившимся мешком обид, претензий и недовольства. В школьные годы, как и сейчас, Бени вспыхивал как спичка, поднесенная к пасти разъяренного дракона, и моментально лез в драку. Три раза он даже был участником магических дуэлей, проведенных в большом зале после отбоя, и это, не считая тех случаев, когда его вызовы оставались проигнорированными от греха подальше. Если бы не Кит, Бенедика отчислили бы раньше. — Что, прости? Ну-ка повтори, я что-то плохо расслышал, — от подобного дерзкого и наглого заявления Гамп даже на несколько мгновений потерял дар речи, и ему даже показалось, что он действительно не до конца услышал последнюю фразу Кита. Не собирался хвастаться? И это ему заявляет мистер Я_самый_лучший_ловец_Хогварста_после_Гарри_Поттера? Это было бы даже смешно, если бы только не было похоже на самое нелепое оправдание из всех, что Кит только смог придумать. Лучше бы он продолжал гнуть свое про рассыпающиеся от времени непрочитанные письма, чем выдавал бы нечто подобное. — Так, значит, поделиться со мной чуть ли не самым главным событием твоей жизни — это хвастаться? — Бени даже не пытался успокоиться, понять или хотя бы услышать Барроу. Он слышал только самого себя. Свою отбивающую в висках барабанную дробь злость.
-По-твоему я какой-то кусок драконьего дерьма, заслуживающий жалости, и который не сможет искренне порадоваться за успех своего лучшего друга? — на грудь Гампа, наверное, уже можно было вещать заслуженную золотую медаль за умение переворачивать фразы людей с ног на голову и отыскивать в них потаенные смыслы, о которых сказавшие их люди могли и вовсе не подозревать. Но, если иногда Бенедик и ловил себя на том, что уже начинает придираться к словам, чтобы просто поспорить, то не в этот раз. Теперь-то ему все стало ясно! И как он, идиот, только раньше до этого не додумался. В считанные секунды все встало на свои места. Этот скользкий глизень, похоже, считал его каким-то ущербным, неполноценным и вообще обделенным жизнью, если еще и не мозгами, если позволил себе подобное заявление. И это только потому, что он попал в какую-то захудалую — ну, ладно, далеко не в захудалую, а в одну из самых известных и сильных команд Великобритании, но сейчас не об этом — квиддичную команду? Попробовал бы он поймать сниджета! Вот он, Бенедик Гамп, смог это сделать. Правда, это было ночью и когда птица спала, и предварительно он оглушил ее заклинанием, но какая, к черту, разница? То, что он не смог попасть в Паддлмир Юнайтед не делает его жалким. Это был простой детский треп. Он мог вообще изменить свои планы на последнем году обучения и стать, допустим, орнитологом. И тогда Кит тоже не посчитал бы нужным ставить его в известность своей резко изменившейся жизни?
-Я теперь для тебя бедный школьный друг Бени, если меня не печатают на первой странице "Ведьмополитена" с натуженной улыбкой? — если колдографию Гампа, когда-нибудь и напечатают в этом журнале, то только под заголовком "Плохиши. Их разыскивает Министерство. — Я не нуждаюсь в твоем сочувствие, Барроу. — сделав несколько шагов вперед и сократив между собой и Китом расстояние, Бенедик ткнул его указательным пальцем в грудь. - Через час я жду тебя на станции Даун-стрит, — эта станция, проработавшая от силы не больше двадцати пяти лет и послужившая Черчелю убежищем во время Второй мировой, большую часть времени была закрыта, чтобы избежать несчастных случаев, и открывалась только на фестивали или ради небольших экскурсионных групп. Насколько Бени знал: никакого фестиваль в Лондоне сейчас не проводилось, а все любители экскурсий по ночам спят в гостиничных номерах и набираются сил для новых впечатлений. Идеальное место. — Притащи вместе со своей задницей метлу и снитч. Я поймаю его первым и запихаю тебе в глотку вместе с твоей гребаной жалостью. — легко щелкнув Кита по подбородку, больше для того, чтобы унизить, чем причинить боль, Бенедик повернулся к нему спиной, направившись к выходу из подворотни.

Главное было не оборачиваться. Бенедик прекрасно знал, что стоит ему остановиться и обернуться, позволив себе хоть на короткую толику секунды мазнуть взглядом по оставленной в одиночестве фигуре Кита, и он сдастся. Усомнится в собственной правоте и устыдится за свою излишнюю эмоциональность, которая далеко не первый раз играла с ним злую шутку. Но не в этот раз! Барроу виноват перед ним. Чертовски виноват. И он не будет оборачиваться, не будет извиняться, и, конечно же, не вернется обратно в подворотню, дождавшись за углом, когда Кит выйдет из нее, чтобы вытащить из мусорного бака подарочный сверток. Бени был в этом твердо уверен. Но не прошло и двух минут после того, как Барроу, вжавший голову в плечи, словно опасаясь того, что шумное веселье, проскальзывающее из-под дубовой двери кабака, может ухватить его за макушку и утащить обратно, скрылся за поворотом, а Гамп уже вернулся к месту их ссоры, чтобы, приподняв крышку бака, левитировать к себе порядком измятый сверток, коричневая хрусткость бумаги которого местами стала липкой и грязной от близкого соседства с мусором. Чертыхнувшись и попробовав оттереть вонючую жижу пальцами, Бенедик вскоре бросил это занятие, убрав подарок в закинутый за спину рюкзак. Если он и не подарит эту защитную амуницию щегольскому засранцу Барроу, так будет использовать ее сам. Чего добру пропадать? До боли прикусив и без того изгрызенную костяшку большого пальца, Бени поморщился, почувствовав на губах привкус собственной крови. Надо было успокоиться, если он собирался уложиться в назначенный им самим же час. И откуда он вообще взял эту цифру? Прикрыв глаза и медленно выдохнув сквозь плотно сжатые зубы, Бенедик попробовал представить свою квартиру, но вопреки всем его стараниям мысли упорно возвращались к этому ублюдочному Киту, который посмел заявить, что ему вообще не нужны поздравления какого-то там Бенедика Гампа. Гаденыш. Тряхнув головой, Бени вновь попробовал вернуться мыслями к своему дому. В аппарации он был не так уж силен и обучался ею у старика браконьера, который пригрел его под своим крылом, так что риск быть расщепленным не то, что бы существовал, он конкретно так был. Облизав губы и сглотнув вязкую слюну, Гамп крутанулся на пятках.
Открыв глаза и первым делом ощупав все свои конечности, Бенедик облегченно выдохнул — до своей захудалой квартиры он добрался в целостности и сохранности. Не включая света и стараясь особо не шуметь, чтобы не разбудить чутко спящую за стенкой миссис Сокер, которая непременно решила бы наведаться к нему, несмотря на поздний час, чтобы хорошенько расспросить его про дела, а заодно, если будет нужно, то и устроить головомойку. Гамп любил старуху и искренне был благодарен ей за то, что она делала для него и его матери, но сегодня был не тот день, а точнее не та ночь, чтобы вести задушевные беседы с пожилой леди за чашкой чая с можжевельником. Пробираясь в собственной квартире в полумраке как какой-то воришка, Бени старался не думать о Ките. Но выходило отвратительно плохо. Стоило ему только немного успокоиться, как перед мысленным взором возникало лицо Барроу с этой его жалостливо-извиняющееся миной: я не собирался хвастаться. Ага, как же. Так он ему и поверил. Добравшись до кухни, плавно перетекающей в гостиную, а по совместительству и бывшую спальню его матери, Бени любовно погладил древко своего Нимбуса. Метла была далеко не новой — местами дерево уже потрескалось, лак стерся, а прутья слегка распушились — но верной и преданной. Бенедик помнил каждую царапину, шероховатость, трещину своего Нимбуса, и смог бы отыскать его на ощупь среди сотен и тысяч таких же моделей. Когда-то они с Китом мечтали, что у них будут самые быстрые метла во всей Великобритании, а может и всем мире. А в итоге он "счастливый" владелец Нимбуса 2500, что был куплен по смехотворной цене за риск того, что его филейная часть может в любой момент подвзорваться. Лишь бы не сегодня, а там уж Бени как-нибудь справиться и с обгоревшим задом, и с разлетевшейся в щепки метлой. Интересно, а на чем теперь летает выпендрежник-Барроу? Об этом было лучше не задумываться, но Гамп с поразительным садомазохизмом думал об этом, злясь и завидуя одновременно. Хорошая и верная метла — это, конечно, замечательно, но... Сплюнув в раковину и закинув метлу на плечо, Гамп нервно провел рукой по волосам. Как бы не закончилось их сегодняшнее соревнование, он все равно будет недоволен. Если Барроу победит его, то обида и зависть, и без того грызущие его нутро, только увеличат свой аппетит, а, если ему удастся первому поймать снитч, то после минутного ликования, в душе появится червоточина подозрения: а не подыграл ли ему кое-кто по имени Кит Барроу? Тупиковая ситуация, и по большей части потому, что кое-кто, и совсем не обязательно, что мистер Барроу, откровенный тупица и идиот. Поправив сползшую лямку рюкзака и покрепче перехватив древко метлы, Гамп представил заброшенную станцию метро, надеясь на то, что, если хлопок аппарации и разбудит старуху Сокер, то она решит, что ее дорогой мальчик просто слишком громко хлопает ладонью по перекормленным кровью комарам.
Как и следовало ожидать восходящее звезда задерживалась, а не опаздывала. Присев на бетонные ступени перед входом на станцию, Гамп вытянул вперед свои гудящие усталостью ноги. Они с бандой не так давно вернулись с очередного задания, и у него еще не было времени для того, чтобы нормально поесть и поспать. В пустом брюхе плескалось огневиски Огдена и несколько соленых кренделей, которые он заточил, пока топил свою обиду на друга в бутылке. Возможно — но только возможно! — ему не следовало так орать на Барроу, но этот засранец сам виноват! Окей, он не отправил ему письма, но ведь мог хотя бы извиниться, мог попытаться выцепить его в этой толпе орущих идиотов, или Кит не ожидал его на собственном празднике, на который сам же и пригласил? А что если так? Опустив голову и прихватив губами солоноватую от крови костяшку, Гамп недовольно прищурился, глядя на свои покрытые пылью и грязью тряпичные кеды. Может, Барроу ничего ему не сказал, потому что больше не желал видеть его морду лица рядом с собой? И так Кит просто пытался ему намекнуть, что пора бы уже отвалить? Он ведь даже не попытался отмазать тем, что просто забыл — сразу начал кидать ответные претензии. Издав нечленораздельный вой, Бенедик сжал затрещавшую от неприятных мыслей голову руками. От этих чертовых самокопаний становилось только хуже! К тому моменту, когда Кит наконец-то соизволил притащить свою знаменитую тушку к станции, Бени практически стоптал подошву старых кед и почти догрыз костяшку до обнаженной белизны кости. Утрируя, конечно.
-Скажи это самому себе около часа назад. — слегка выставив руку с метлой вперед, Гамп изначально закрылся от Кита и от всего того, что он собирался ему сказать. Небось, весь час потратил на то, чтобы придумать сладость для горькой пилюли получше. — Мы были детьми! — Бенедик не прокричал это, а словно выдохнул всем воздухом, что до этого набрал в свои легкие. Разница между ними тогда и сейчас была лишь в том, что один сумел поймать свою мечту, а второй старался не вспоминать о ней. — Вот только не делай мне одолжений, Барроу. — скривив губы, Гамп раздраженно постучал метлою о землю. Он терпеть не мог эти извинения из чувства долга, нытья совести и прочей фигни. Или извиняйся нормально, или вообще не раскрывай своего рта, если не хочешь, чтобы твои вшивые извинения затолкнули в него обратно кулаком. — Не очень-то это катит за извинения. — сам Бени за собой вины не замечал и, откровенно говоря, дерьмом себя не чувствовал даже с учетом того, что не собирался посвящать Кита в некоторые интересные факты своей жизни. А что он должен ему рассказать? Что уменьшает поголовье магического зверья? Что, благодаря ему, сальные жиртресы в накрахмаленных мантиях могут построить у себя в особняках личные зоопарки с диковинными тварями? Или может, что уродливый шрам у него на боку подарен жадным дромарогом, который не пожелал делиться своим рогом? А, может быть, рассказать о том, как его чуть не укусил бумсланг? Вот же будет весело и над чем посмеяться найдется, особенно, когда Барроу решит сообщить о нем в Министерство Магии. Не то, чтобы Бенедик не доверял Киту, но многие жены и за меньшие преступления отправляли своих мужей в Азкабан.
-Хорошо, Кит-ти, — поддавшись вперед и широко улыбнувшись, в то время как его глаза недобро прищурились, протянул Бени, отталкивая от себя рукой направленное на него древко метлы. — Я отвечу на твои вопросы, но не раньше, чем ты победишь меня. Если тебе удастся поймать снитч, я так уж и быть приму твое недоизвинения. — поднявшись по ступеням к запертой на тяжелый металлический засов двери, ведущей на станцию, Гамп наставил на нее палочку: — Алохомора. — переступив порог и втянув носом затхлый запах пустоты и старости, Бенедик усмехнулся, бросив за свое острое плечо назад: — Или ты струсил?

Бенедик сидел в центре квиддичного поля на мешке, в который он вцепился пальцами со всей своей силы, словно мешок был норовистым молодым быком, и он пытался его укротить. Барроу задерживался на порядочные двадцать минут, и внутри у Гампа уже начинало неприятно ныть и зудеть от дурного предчувствия: что если Кита поймали, когда он пытался стащить снитч? Или что еще хуже — вдруг он передумал приходить сегодня на поле? Прикусив нижнюю губу и вперившись взглядом на входные ворота до рези и жжения в глазах, Гамп старался ни о чем не думать и не дышать, лишь иногда чуть крепче сжимая бедрами норовящий вырваться из-под него мешок. Он уже представлял, как завтра выскажет трусливой заячьей заднице Барроу все, что он о нем думает, как тот влетел на поле, задыхаясь после быстрого бега. Облегченно выдохнув, Бенедик чуть было не потерял равновесие и не упустил злобный мешок, оставивший не один синяк на его многострадальной пятой точке.
-Я уже начал бояться, что ты струсил, Китти, — насмешливо улыбнувшись, Гамп встал на ноги, тут же обхватывая рвущийся на свободу мешок и плотнее прижимая его к своему животу. — Достал? — получив утвердительный ответ, Бенедик расплылся в улыбке. Сегодня они раз и навсегда решат: кто лучше — ловец или загонщик? — таким образом, положив конец спору, который разгорелся между ними пару недель назад. — Твоя бита вон там. — кивнув головой в сторону брошенной на траву биты, Бени глухо охнул после очередного сильного удара под дых. — Выпускаем на счет три, — облизав пересохшие губы, Бенедик начал отсчет: - Один, два, три! — ослабив хватку и развязав тесьму мешка, Гамп выпустил из него бладжер. Взлетев метров на пять в небо, мяч ринулся на них вниз. — На метлу живо! — вскочив на школьный нимбус и поудобнее перехватив биту, приятно огладившую прохладой его ладонь, Бени, что есть силы ударил по летящему на него бладжеру, отправляя его в сторону Кита. - Без обид. — отталкиваясь от земли и взмывая вверх, силясь различить среди вечерних туч блеск снитча.

Кит всегда был умнее его, и это касалось не только сдачи контрольных, зачетов и каких-то там экзаменов. Просто Барроу умел извиняться и извинять, а Бенедик нет. Гамп никогда не просил прощения, даже если сильно косячил, даже если был страшно неправ, даже если обижал Кита так, что ему следовало бы разбить ему нос и хорошенько приложить заклинанием о стену, Бени все равно не извинялся. Каждый раз, испытывая чувство вины, рот Гампа словно заполнялся густой арахисовой пастой на пару с вишневым джемом, отчего язык прилипал к небу, зубы склеивались между собой, и Бенедик не мог выдавить из себя ни слова. Ни единого жалкого "прости". И, если бы Барроу не был умнее, их дружбе пришел бы конец после первой же ссоры, но Кит был Китом, и он прощал Бени — по крайней мере тот сам так искренне считал — и делал вид, что ничего не было. Не было ни сказанных в запале злых слов, ни тычков и ударов, ни горького яда и сожаления — ничего не было. Барроу прекрасно овладел этим искусством, и каждый раз, когда он начинал говорить с ним как ни в чем не бывало, Гамп задавался одним единственным вопросом, боюсь получить на него ответ: сколько еще раз Кит простит его без извинений? Идя следом за Барроу по тускло освещенному люмосом тоннелю, Бени мог ругать свою тупоголовую упертость самыми страшными и жестокими словами, мог заниматься самобичеванием или пытаться подобрать нужные слова, чтобы прекратить весь этот детсад, но вместо этого Гамп упрямо сжимал пальцами древко старой метлы. Не нужны ему ни извинения Кита, ни чтобы он сам его прощал. Как только он поймает снитч перед его самодовольной рожей, то все эти "прости" потеряют всякий смысл. Все станет как прежде. Как в тот вечер, когда они носились по полю, поменявшись ролями, пока не пошел дождь, и они не были вынуждены прекратить матч, рискуя разбить свои головы, а что еще страшнее — поломать метла. Перенести сражение на другой день не получилось, так как уже на выходе с поля их поджидала парочка не самых счастливых капитанов команд Слизерина и Гриффиндора. И, слава Мерлину, что дальше нескольких звенящих болью подзатыльников и оплеух, чтобы не повадно было без спросу тащить школьное имущество, дело не зашло. Капитаны они, конечно, за справедливость и соблюдение правил, но не в том случае, когда на носу матчи. Так что, можно сказать, что тогда они легко отделались. В этот же раз его никто не остановит от того, чтобы доказать, что он ничем не хуже мистера Барроу. И дело было не только в уязвленном самолюбию, но и не в желание Бенедика посвящать Кита в некоторые тайны своей жизни.
Барроу принципиально молчал, и Гамп не раскрывал рта из ответного чувства упрямства. Он прекрасно знал, что сейчас от Кита, что ни говори, не добьешься ничего больше, чем разнотонального мычания или без эмоционального выплевывания односложных ответов, сквозь сомкнутые зубы. Тишина давила на плечи, а неловкость покалывала в подушечках пальцев и под ногтями. Ужасно зудел и чесался язык от желания сказать хоть что-нибудь, лишь бы только сотрясти окружающее их молчание, но Бенедик уперто поджимал губы, сглатывая раздражения густой и горчащей слюной. Безмолвие, в котором отчетливо раздавались их шаги и, казалось, если прислушаться, то можно было услышать бормотание мыслей, действовало Бени на нервы. Больше всего на свете он терпеть не мог сидеть, ничего не делая, и оставаться в тишине наедине с собственными мыслями, которые никогда не сообщали ему ничего хорошего. Вот и сейчас Гамп смог бы многое узнать о самом себе от самого себя же, если бы они наконец-то не отыскали в лабиринте туннелей подходящее для полетов место. Потянувшись и перекатившись с пятки на носок, Бенедик надел на руки кожаные перчатки без пальцев, после чего оседлал метлу, поднимаясь в воздух следом за Китом. На несколько минут они зависли друг напротив друга, и на толику секунды Бени показалось, что Барроу ждет от него каких-то слов, что вот он самый подходящий момент для того, чтобы с улыбкой бросить: "кончай, Кит, я полюбовался на тебя на метле, так что теперь можем вернуться в кабак и отпраздновать твой День рождения" — но Гамп ничего не сказал, и Барроу отпустил снитч, в следующую секунду срываясь с освященного места в полумрак погони. Прижавшись к метле, Бенедик полетел следом за Китом. Он не даст ему победить. Не сегодня. Потому что он должен доказать ему и себе, что великий дуэт Барроу-Гамп не остался в прошлом, что он еще может существовать, пускай и лишь в потонувшей в темноте заброшенной станции метро.
Прищурившись, что есть сил, и тщетно пытаясь разглядеть хоть отблеск золотого бока снитча, Бенедик от напряжения прикусил нижнюю губу до крови, сжав пальцами древко метлы так, что у него побелели костяшки, а пальцы начали неметь. Он врал Киту, он врал сам себе, когда говорил, что эта клятва — пустой детский треп и не более того. Просто ему нужно было в это верить, чтобы не сойти с ума от дикой тоски и отчаянья по будущему, которого у него никогда не будет. Бени бы многое хотел изменить в своей жизни: быть не сыном своего отца, иметь хорошую и заботливую мать, закончить Хогвартс и вместе с Китом переживать падения и взлеты, принятие в Паддлмир Юнайтед. Но жизнь — это не подростковые мечты, рассказанные друг другу по секрету во дворе школы под ленивыми лучами весеннего солнца. В жизни слишком много фактов: факт первый — его отец Уолден Макнейр, один из Пожирателей Смерти, и Бени никогда не наберется достаточно смелости, чтобы рассказать об этом Киту; факт второй — его мать сумасшедшая, она попала в больницу Святого Мунга за несколько часов до того, как он устроил драку, после которой его исключили из Хогвартса, и Бенедик навряд ли сумеет когда-нибудь признаться Барроу, что мистер Сокер, которая угощала его дерьмовым овсяным печеньем, не его мать; факт третий — он браконьер, и это еще один факт, которым не очень-то получается гордиться; факт четвертый — его метла начинает нагреваться с предупреждающе-нарастающим треском. Гадство! Только не сейчас.
Крепче сжав уже ставшее обжигающе горячим древко метлы, Бенедк попробовал было замедлить полет, надеясь, что за несколько минут его метла сможет остыть, и он сумеет вернуться в гонку. Всего несколько минут ничего не испортят. Возможно, и так. Быть может, Нимбус Гампа действительно сумел бы остыть и не взорваться, если бы тот дал ему отдохнуть, но пролетевший чуть ли не перед самым носом Бенедика снитч парой быстрых взмахов своих крыльев развеял все здравомыслие Бени. Он сумеет поймать этот чертов мяч до того, как метла взорвется, а если и нет, то... Тряхнув головой и азартно шмыгнув носом, Бенедик устремился следом за снитчем, уже не выпуская его из виду и не обращая внимания на нарастающее недовольство со стороны метлы. Нагревшееся древко обжигало ладони и бедра, местами кора начала отходить от деревянного ствола метлы и сквозь появившиеся разинутые пасти трещин пробивалось горящее багрянцем свечения. Треск нарастал. Казалось, что уже трещит не только метла, но и ладони, пальцы Бени покрывающиеся волдырями ожогов. Еще немного — уже трещали его барабанные перепонки — еще совсем немного. Вытянув руку вперед, Гамп едва коснулся кончиками пальцев подрагивающих крыльев зависшего на месте снитча, как под ним раздался громкий треск, следом за которым эхом разнесся по тоннелю взволнованный окрик Кита. Перепуганный мяч, взмыл вверх, вновь теряясь в темноте.
-Нет! Не лети сюда! — удержаться на метле было почти невозможно, но вопреки всем логическим доводам, промелькнувшим в его голове, Бени направил метлу в сторону от летящего к нему Кита. Не страшно, если в туннеле заброшенной станции Даун-стрит погибнет браконьер, вместо юной звезды Паддлмир Юнайтед... Нет, не так. - В другую сторону, идиот! — правильнее будет: не страшно, если Бенедик Гамп погибнет один, не утащив за собой Кита Барроу. Треск стал оглушительно громким, Бенедик уже не понимал трещит ли эта метла, с которой он улетал подальше от Кита, или уже начали трескаться его собственные пальцы. Когда метла взорвалась под потолком тоннеля, и его откинуло назад, Бени показалось, что это он сам разорвался на сотни тысяч и тысячи сотен кусков.

В ушах звенело. Лицо, ладони, верхнюю часть груди и бедра нещадно жгло наливающимися сукровицей волдырями ожогов и свежими ссадинами. Боль запаздывала, и вместо нее Бени чувствовал бешеное биение чужого сердца, колотившегося ему в грудь. Барроу прижимал его к себе, ухватившись за падающее мешком телом, чтобы вместе с ним рухнуть на пол, поднимая тучу в пыли, в которой он покатились, оставляя в грязи ошметки своих одежд и кожи. Боль не торопилась, и Бенедик ощущал горячее и сбивчивое дыхание Кита, щекочущее его шею и застревающее в его отросших за последние месяцы волосах, выгоревших на солнце. Была страшно пошевелиться, и Гамп лежал не двигаясь, не открывая глаз и постепенно забывая о том, что нужно дышать. В голове жужжал рассерженный пчелиный улей, заглушая пересушенные слова Барроу, шарившего руками по его телу. Надо было слезть с восходящей звезды квиддича, раскинув руки в разные стороны, и засмеяться, сказав что-нибудь нелепое и совершенно неподходящее для ситуации, но Бени не двигался. Он боялся пошевелиться. Ему не хотелось чувствовать боль, что скопилась у него под сорванной кожей и только ждала момента, чтобы навалиться на рецепторы и понестись по скоростным дорогам нервов к головному мозгу, чтобы разорвать его на части. Еще немного. Беззвучно выдохнув и втянув носом затхлый воздух, Бенедик поморщился, сведя к переносице свои светлые брови. Он начинал чувствовать пальцы. Они горели огнем, как если бы он окунул их в кипящую лаву, и теперь она стекала по ним, оставляя за собой след из пульсирующих болью пузырей. Лицо саднило от свежих ссадин, оставленных щепками, что распороли его щеки. Бедра ныли и подрагивали от жгучей боли, пропитывая разодранные брюки кровью. Это все же была чертовски глупая затея — ловить снитч в полумраке заброшенной станции на метле, которую сняли с производства из-за брака. Возможно, это было бы даже смешно, если бы не было так в грустно. В носу щипало не то от обиды, не то от боли, не то от того, что сквозь угасающий звон в ушах до него начал пробиваться взволнованный голос Кита. Еще немного. Бенедик задержал дыхание. Еще совсем немного. Пускай он поволнуется о нем. Еще немного. Запах волос, пота, тела Барроу смешивался с запахами затхлости и пыли. Забавное сочетание и такое знакомое...

Это был их четвертый поцелуй. Выловив Кита после обеда, Бенедик затащил его в подсобку, где старик завхоз хранил свои швабры, метла и прочую рухлядь, покрывающуюся слоями пыли от бездействия. Пыль оседала на их волосах, пачкала мантии и щекотала в носах, отчего Бени несколько раз отстранялся, чтобы чихнуть, так и не успев накрыть губы Кита своими. Ему все время хотелось его целовать, прикасаться к нему снова и вновь, чтобы, только остановившись, опять трогать его еще миллионы и миллиарды раз. Порой Бенедику хотелось этого так сильно, что ему казалось, что единственный выход для эмоций — это сожрать Кита Барроу. Это было неправильно и как-то странно. Так не должно было быть, но так было, и Гампу это нравилось, вопреки тому, что ему должна была нравиться пышка Медисон, что строила ему глазки вовремя травологии и исправно ходила на все его матчи, искренне возмущаясь, если судья выносил ему предупреждение или грозился выгнать с поля. Хотеть целовать, прикасаться и обнимать мягкую Медисон, томно вздыхающую у его кресла, когда он полировал метлу, было бы самым правильным, потому что она была похожа на его мать — такая же влюбленная в свой идеал собачка — но Бенедик не хотел этого. Ему словно была противна мягкость и округлость ее тела, влажные, потянутые вечной слезливовой поволокой глаза, урчащий голос, идущий откуда-то из груди, что слишком сильно выросла за последний год, отчего Медисон еще не научилась ей пользоваться и только страдала, жалуясь подружкам на то, что больше не может спать на животе. Кит же был жесткий и колючий. Ничего мягкого — даже характер гавно — кроме волос и этого забавно-смешного пушка на щеках и над губой, что пока еще не превратился в щетину.
-Открой рот пошире, — Бени говорил тихо и вкрадчиво, вкладывая каждое слово в губы Кита напротив себя. Он боялся. Боялся, что этому гребаному старику что-то понадобится в этой Мерлином забытой кладовке. Боялся, что в любой момент может распахнуться дверь, потому что он не самый такой в Хогвартсе умный, кто решил использовать старую подсобку для своих целей. Боялся, что, как и в первый раз, ударится своими зубами о зубы Барроу, или, что не сможет сдержаться и все же укусит его. Боялся, что Киту понравится и не понравится одновременно. Но больше всего Бени боялся, что Барроу оттолкнет его. На всякий случай у него была заготовлена речь на счет того, что четыре урока ничему не научат такого откровенного профана в поцелуях, но Гампу не хотелось бы ее говорить, не потому что Кит целовался так уж сносно, а просто потому, что надеялся, что она не пригодится. — Ты готов? — Бенедик никогда не дожидался ответа и никогда не закрывал глаза, даже если очень хотелось. Он старался запомнить все. Как морщатся брови Кита, как дрожат его ресницы, как раздуваются ноздри от постепенно сбивающегося дыхания, как покрываются пунцовостью щеки. Бени пытался запомнить все, зажмуриваясь только в самом конце, чуть сжимая пальцами край мантии Барроу. В этот раз он зажмурился раньше.
-Что ты сказал?! — когда злость отступила и грудь, в которую Кит толкнул его, перестала саднить, Гамп открыл глаза: — Я не педик! Попробуй: повторить это, когда я надеру тебе задницу!  — в полумраке старой подсобки не было видно ни блеска влажных губ, ни подрагивающих на ресницах слез. Бенедик Гамп не считал себя педиком или пидором. Он просто... Просто... Когда они начали драться, вопросы, не имеющие ответов, затерялись среди швабр, метел и прочей рухляди.

-Ты что педик? — собственный голос прозвучал непривычно тихо и вымучено. Губы местами лопнули и потрескались, и после каждого слова на них появлялись все новые тяжелые бисерины крови, так что Бени приходилось облизываться и морщиться от металлического привкуса собственной крови у себя во рту. — Признайся, ты хотел воспользоваться моим состоянием и трахнуть меня, пока я был без сознания, — усмехнувшись, Гамп неловко скатился с Кита на землю, сдавленно шипя и морщась от боли. Казалось, что болело все тело, и даже волосы немного постанывали. — Ты упустил свой шанс. — легко пихнув Барроу кулаком в плечо, Бени замолчал, шумно дыша сквозь приоткрытый рот. Ему было жарко. Нужно было сесть, перетерпеть один рывок и сесть, но Гамп не хотел шевелиться. Он лежал на полу станции, прижавшись к Киту, все его тело словно было разбито, а потом наспех склеено горячим воском, отчего еще ощутимо жгло в местах склейки.
-Я принимаю твои извинения. — слова давались с трудом. Бенедик с усилием пропихивал их по пересохшей глотке и выталкивал шершавым языком сквозь потрескавшиеся до крови губы. — С днем рождения, Китти_восходящая_звезда_Паддлмир_Юнайтед. — смеяться было больно, но Бени пересилил себя, резко садясь и выплевывая себе между ног приглушенный смех.